Филиппов Дмитрий Сергеевич (р. 1982) — прозаик, критик. Родился в городе Кириши Ленинградской области. Закончил филологический факультет Курского государственного университета. Работал педагогом-организатором, грузчиком, продавцом, подсобным рабочим, монтажником вентиляции. Служил в армии на территории Чеченской республики (старший сапёр).
Публиковался журналах «Знамя», «Нева», «Волга», «Наш современник», в еженедельниках «Литературная газета» и «Литературная Россия», интернет-изданиях «Свободная пресса» и «Русская Планета».
Лауреат премии «Альтернативная литература 2012». Участник 12 и 14 форумов молодых писателей в Липках. Лонг-лист премии «Дебют» (2012). Лауреат русско-итальянской премии «Радуга» (2015). Лауреат премии короткого рассказа им. В.Г. Короленко (2015). Лонг-лист премии «Национальный бестселлер» (2015, 2018).
Автор трех книг прозы: роман «Я — русский», сборники рассказов и повестей «Три времени одиночества», «На этом свете».
* * *
Часу в шестом, закату вопреки, я заглушил машину у реки, неспешно закурил, забросил сети. Река, затон, ивняк… Они не врут. И мертвецы откуда-то плывут, мечтая, чтоб их кто-нибудь заметил.
Есть мир. Есть жизнь. И не хватает нас. Как сядет солнце, где-то через час русалки запоют, Кащей проснётся. Я сеть тяну — она полным-полна: вот Немец, Харя, Крава, Борода… И больше ни один не подорвётся…
Пока тяну я сеть. Пока курю. Пока не доверяю ноябрю. Пока есть сахар, чай и есть работа, машина есть, закат, ивняк, река, русалки, небо, камыши… Пока я в этом ноябре люблю кого-то.
СНАЙПЕРША
Когда эту снайпершу поймали
(Худую такую ни разу не видел
Девчонку), — погорячился ротный.
Стояла сначала спокойно.
Узнали?..
Два БТРа подогнали.
За руки привязали.
На запястье — браслет — ржавые стразы.
Кожа без признаков проказы,
А на прикладе винтовки — семь зарубок!!!
Она ведь еще в школу ходила,
Года два назад… Не успела закончить…
Могла ведь уйти из города!
Пусть — гордая!
Пусть — дитя ночи!
Но выбрала вместо ладони нохчи —
Приклад.
И как результат —
Семь коек в нашей роте свободные.
Маленькая такая, хрупкая…
Заревели моторы в награду,
И заорала: ребя-а-а-ата! не на-а-а-ад-а-а!
Взгляд заметался, как стрекоза…
Ни одна сука не отвела глаза.
Где-то закаркали вороны.
Машины поехали в разные стороны.
Только семь парней на небе зажмурились.
* * *
Командир, мы сегодня опять пьяны. Как там Сирия? Как Украина? На «Урале» стоят две «Пелены», а в разгрузке три магазина. Командир, отпусти ты нас по домам. И оружию быть к осмотру. А по нашим дурным и сквозным делам пусть осудит нас только ротный. Командир, когда ты бухал тайком и солдат опускал на деньги, тебе снились жена, дочурка и дом, и к дому тому ступеньки. Среди потных, штабных офицерских рыл ты был дембелем-одиночкой. А потом ты меня собою закрыл, чтоб я тоже увидел дочку. Командир, когда на Страшном Суде ты погрузишься в ад по плечи — я с тобою пойду. Всегда и везде. Как в разведку на Черноречье.
БРАТ
Я воочию видел и тлен, и пыль,
И как в поле диком горит ковыль.
Говорил мне брат: «Через сотню миль
Ты увидишь далекий берег».
Я с издёвкой смеялся ему в лицо.
«Брат, засаживай планку заподлицо,
Мы с тобой родились от разных отцов».
Он курил, молчал и не верил.
А потом случилась война, беда,
Мы бездарно разъехались кто куда,
И забыли, в чьих фляжках, какая вода:
То ли мертвая, то ли живая.
А когда я его в полях нашёл —
Он был страшен, как волк и безумен, как вол.
«Ты зачем, — кричал он, — сюда пришёл?
Уходи. Я тебя не прощаю».
Но ковыль шумит, смертью смерть поправ.
«Выпьем, братка, на брудершафт».
РУССКАЯ РЫБАЛКА
И ровно год я не писал стихи. И ничего, не помер от тоски. И даже обошелся без запоев. Но не клюёт, карась ушёл на дно. И этот мир понять мне не дано. В нем нет ни проигравших, ни героев. Но есть жена. Жена всегда верна. У дочери уже мои глаза, моя улыбка и мои повадки. Карьера вверх. Опять пишу роман. И поплавок относит к берегам. И надо делать по утрам зарядку. Но небо рассиняет этот пруд. Слова мои когда-нибудь умрут, не вырвавшись, не выпрыгнув из сердца. И в этот миг на самом дне пруда огромный карп заметит червяка, а я нагнусь, чтобы поправить берцы. Крючок. Удар. И годы пронеслись. И кажется, на дне пруда зажглись костры из сказки, что приходит былью. И мотыльки, живущие во мне, взлетают, чтоб сгореть на том огне… И гасят его взмахом своих крыльев.
* * *
В мире имеет значенье лишь звук и знак.
Если ты веришь в бога, то ты дурак.
Если ты веришь в будду, то ты глупец.
Слышишь? Трещат дрова. Кипятят свинец.
Нужно сто тысяч книг и две-три жены,
Чтобы увидеть, как пальцы обожжены.
Не говори со мной. И не пой со мной.
Даже дышать не смей за моей спиной.
Я не боялся, не верил и не просил.
И с инженерки друзей по кускам выносил,
А вдоль обочин дичала, цвела конопля.
Я буду бля, Господи, я буду бля.
Мы продолжаемся в детях, в земле, в реке,
В пахаре, в докторе, в хлебе и молоке.
Добавь на опохмел четыре рубля.
Это я, Господи. Господи, это я.
